Осознание четвертого фундаментального противоречия
На прошлой неделе с подачи сэра Мика прочел книгу Роберта Мура и Дугласа Жиллетта про четыре архетипа. Там описываются те же юнговские архетипы, что и у Четуинда, но называются они чуть иначе: Трискстер — Магом, а Принц — Любовником (хотя более уместным было назвать его Поэтом или Мистиком, так как это более полно раскрывает этот архетип), и иначе устроено представление о Тени. Сначала эта книга вызывала у меня дичайшее неприятие из-за гендерных вопросов (впрочем, по этой же причине недолюбливаю все архетипические системы), но заинтересовала тем, что в ней речь шла о вопросах инициации. А об этой теме я размышляю достаточно часто, особенно с тех пор, как наткнулся на одну заметку, которая, кажется, дала мне ответ на вопрос «почему я часто проигрываю», причем самым нелепым образом. Ответ оказался простым: потому что нет внутреннего права на победу, которое приходит с прохождением этой самой инициации.
А четвертое фундаментальное противоречие, которое я осознал через эту книгу, заключается вот в чем: в моем крайне противоречивом отношении к архетипу Воина. С одной стороны, это архетип, качеств которого у меня не было, и который я активно отрицал то ли из-за болевой ЧС, то ли из-за неприятия гендерной роли, то ли из-за попыток навязать его тогдашней системой ценностей. И мечта о мире без слова «надо», о которой я тут не раз писал, — это как раз мечта о мире, где архетип Воина не нужен. И в то же время, признавал, что такие качества Воина как самоконтроль и следование некоторым общим, надличностным целям — для построения этого идеального мира необходимы. Не говоря уж о том, что у меня отрицание этого архетипа приводит к той самой проблеме неспособности заниматься чем-то регулярно и последовательно, и, как следствие, к отсутствию общественно-значимых результатов.
Кроме того, книга дала мне новый взгляд на проблему, о которой я писал уже много-много раз: жизнь ради достижений или ради удовольствия. По сути дела, это конфликт архетипов все того же Воина (и отчасти Короля) и Поэта, которые в моем сознании никак не могут ужиться вместе.
И, наконец, еще одним неожиданным открытием стало то, что архетип Героя, красиво жертвующего собой ради идеи, — это на самом деле архетип незрелой личности. А Воин умеет действовать четко и эффективно, и на ненужные жертвы не идет.
А четвертое фундаментальное противоречие, которое я осознал через эту книгу, заключается вот в чем: в моем крайне противоречивом отношении к архетипу Воина. С одной стороны, это архетип, качеств которого у меня не было, и который я активно отрицал то ли из-за болевой ЧС, то ли из-за неприятия гендерной роли, то ли из-за попыток навязать его тогдашней системой ценностей. И мечта о мире без слова «надо», о которой я тут не раз писал, — это как раз мечта о мире, где архетип Воина не нужен. И в то же время, признавал, что такие качества Воина как самоконтроль и следование некоторым общим, надличностным целям — для построения этого идеального мира необходимы. Не говоря уж о том, что у меня отрицание этого архетипа приводит к той самой проблеме неспособности заниматься чем-то регулярно и последовательно, и, как следствие, к отсутствию общественно-значимых результатов.
Кроме того, книга дала мне новый взгляд на проблему, о которой я писал уже много-много раз: жизнь ради достижений или ради удовольствия. По сути дела, это конфликт архетипов все того же Воина (и отчасти Короля) и Поэта, которые в моем сознании никак не могут ужиться вместе.
И, наконец, еще одним неожиданным открытием стало то, что архетип Героя, красиво жертвующего собой ради идеи, — это на самом деле архетип незрелой личности. А Воин умеет действовать четко и эффективно, и на ненужные жертвы не идет.